В Ростове-на-Дону на пересечении переулка Крепостного и улицы Никольской (ныне – Социалистическая) до 1917 года находилась частная женская гимназия С. Я. Любимовой.
В гимназию принимали девочек от 9 до 12 лет и обучали до совершеннолетия. В гимназии было три приготовительных класса: младший, средний и старший. Поступить сюда можно было лишь после сдачи экзаменов, к которым будущие гимназистки тщательно готовились.
Плата за обучение в младших приготовительных классах была 70 руб., в старших приготовительных классах – 80 руб., в остальных классах 100 руб. в год. В 1912 году плата за обучение в младших и старших приготовительных классах осталась прежней, в 1, 2, 3, 4 классах – 100 руб., 5, 6, 7 классах – 120 руб.; 8 класс – 150 руб. в год.
В качестве обязательных предметов здесь преподавались Закон Божий, русский язык, арифметика, основы геометрии, география, история, главнейшие понятия из естественной истории и физики, домашнее хозяйство и гигиена, чистописание, рукоделие. Были в школе и необязательные дисциплины, за изучение которых нужно было доплачивать особо: французский и немецкий языки, рисование, музыка, пение и танцы.
В 1909 году при гимназии было открыто 5 классов, при двух приготовительных, в 1910 году открылся 6 класс, 1911 год - 7 , в 1912 год – 8 класс.
Педагогический состав гимназии 1908-1912 гг.
Закон Божий – священник Константин Зданевич (1908-1909; 1912)
русский язык – Николай Дмитриевич Савельев (1908-1909); Нина Матвеевна Длугоканская (1909, 1912); Аглая Федотовна Бурова в 5-6 классах (1912 год); Валентина Петровна Щепкина в 7 классе (1912 год); Михаил Вениаминович Португалов в 8 классе (1912 год)
география и естественная история – Александр Петрович Прибыльский (1908-1909, 1912)
физика и космография – Яков Григорьевич Булатов (1912 год)
история – Николай Владимирович Домбровский (1908); Ал. Ал. Гущина (1909);
география и история – Ф. И. Докучаев (1912 год)
французский язык – Юлия Федоровна Сыропятова (1908-1909, 1912)
немецкий язык – Жозефина Аполлоновна Львович-Кострица (1908-1909, 1912)
английский язык – М. Томсон
арифметика и чистописание – Василий Лаврентьевич Руднев (1908-1909, 1912)
рисование – Евдокия Александровна Левицкая (1908); Мария Михайловна Вакуленко (1909, 1912)
рукоделие – Агнесса Ивановна Вагнер (1908)
пение – Михаил С. Мищенко (1908); Б. Ю. Варламов (1909); Г.М.Давидовский (1912)
танцы – Мария Александровна Нагель (1908-1909, 1912).
Учительницы старших приготовительных классов – Евгения Парамоновна Рашевская (1908-1909); Екатерина Ильинична Демина (1912 год).
Учительница младших приготовительных классов – Варвара Яковлевна Любимова (1908-1909, 1912).
Практические занятия по иностранным языкам: Альма Адольфовна Пульс (1908-1909); Ида Павловна Лукина (1908); Агнесса Ивановна Вагнер (1909, 1912); А. А. Гущина (1912); А. Роз (1912); П. Д. Марненко (1912); А. А. Львович-Кострица (1912); А. Л. Мокрицкая (1912);
Классные надзирательницы: Юлия Стам. Пиниателли (1908-1909); Татьяна Михайловна Удалова (1908); Лидия Ивановна Моисеева (1908); Александра Алексеевна Вуколова (1908-1909, 1912); Т. А. Павлова (1909, 1912); И. К. Ниц (1909, 1912); Н. М. Творогова (1909, 1912);.
Родительский комитет: председатель – М. Н. Чернявский (1909); заместитель – А. А. Брюховецкая (1909).Интересные воспоминания о гимназии С. Я. Любимовой оставила Вера Федоровна Панова (1905— 1973), прозаик, драматург, уроженка г. Ростова-на-Дону и бывшая воспитанница гимназии Любимовой.
Панова В. Ф. Гимназия Любимовой
«Была выбрана гимназия Любимовой, слывшая очень хорошей. В этой гимназии было три подготовительных класса: младший, средний и старший, и мы с Евгенией Станиславовной прошли программу всех трех <…>.
Я писала по прописям, закон божий учила наизусть, географию проходила по учебнику Крубера, а не по Гончарову. Появились задачи с бассейнами и встречными поездами, появились — сразу языки французский и немецкий, очень много времени мы уделяли диктанту.
Сейчас вспоминаю, как для того, чтобы поступить в 1-й класс, уже порядочно нужно было знать. В частности, как много нужно было пройти по языкам — уметь считать, рассказывать содержание разных картинок, вести простейший диалог. То, что я знаю в области французского и немецкого языков, я вынесла из гимназии, а еще раньше — из уроков не особенно-то культурной учительницы Евгении Станиславовны.
У нее были ученицы из любимовской гимназии, и со слов этих учениц она рассказывала мне об учителях, у которых мне предстояло учиться. Так, я узнала, что «география» — Александра Александровна — какая-то причудница и капризница, у которой никогда нельзя знать, какую она поставит тебе отметку. Что Василий Лаврентьевич — «арифметика» — самый добрый, но «требует, чтобы соображали головой». Но самая причудница Нина Матвеевна «русский язык», — она только одного требует, чтобы ученицы заучивали «хорошенькие стишки» и читали ей, а больше ничего. Что основательница и начальница гимназии Софья Яковлевна Любимова и ее сестра Варвара Яковлевна — старые девы, живут вместе при гимназии.
Этих двух сестер-начальниц я видела раньше, чем пришла в гимназию, по вечерам они гуляли по Садовой улице. В одинаковых темно-синих платьях с белыми воротничками, они были самые типичные учительницы, каких описывают в книгах. Обе они учительствовали всю жизнь, скопили деньжат и открыли свою гимназию. Они гуляли очень чинно, сложив коробочкой руки у талии. Мне нравилось, что они гуляют так дружно.
Потом я поступила в гимназию Любимовой и там воочию познакомилась и с Александрой Александровной, и с добрым Василием Лаврентьевичем, и с Ниной Матвеевной.
Нина Матвеевна была белой вороной среди учительниц и классных дам, одетых в синее и черное. Нина Матвеевна носила яркие блузки, рыжую лисицу на плечах и рыжий парик на голове. Она ходила не по-учительски весело и свободно; поговаривали девочки, что иногда ее после уроков дожидается возле гимназии какой-то офицер. Все это делало ее менее официальной, более доступной нашему пониманию, а потому любимой.
Неправда, будто она ничего не требовала, кроме стихов. Если я всю жизнь пишу правильно, я этим обязана ей. И диктовки мы писали, и сочинения, и речь нашу она поправляла педантично, и грамматические правила заставляла зубрить. Но действительно стихи были ее страстью, и урок она начинала с вопроса:
— Ну, кто мне выучил какой-нибудь хорошенький стишок?
Что она разумела под словом «хорошенький», я вскоре поняла: «хорошенькие стишки» были — Надсон («Христианка», «Иуда»), Фет («Сияла ночь…»), «Летний бал» Гофмана, кое-когда Блок, но в незначительных дозах. Если стихи были выучены нетвердо, Нина Матвеевна сердилась. Если кто-нибудь читал нечто, чего она не знала, она хвалила. Наибольшую похвалу снискала Зина Стасенкова, принесшая однажды «Запад гаснет в дали бледно-розовой…» Алексея Толстого. «Очень хорошенький стишок», — сказала Нина Матвеевна. Я переплюнула Зину Стасенкову количественно, выучив до середины пушкинскую «Полтаву». «Ты можешь учить больше, — сказала Нина Матвеевна, — раз у тебя такая память». Да, в те годы память была такая.
Я с нежностью вспоминаю этих милых сумасбродок, непохожих на всех учительниц, вкладывавших в нас, во всяком случае, стремившихся вложить что-то от самих себя, от своих пристрастий и симпатий. Они считали, что это дельное помещение капитала, — уже за это им спасибо. Благодаря Нине Матвеевне я пристрастилась к стихам — разве это мало?
Сначала мне нравилось их заучивать и тем щеголять перед Ниной Матвеевной и перед классом. Потом я полюбила их читать. Потом я стала их писать.
О чем были те детские стихи? Не забудьте, я была мещанская девочка из Нахичевани, пригорода Ростова-на-Дону. Я получала журнал «Задушевное слово». Меня водили в церковь. У меня была тетя Лиля, а у тети Лили альбомы с Линой Кавальери и романы Марлитт.
Вот тот эстетический и словарный круг, которым я была очерчена. Кроме того, я читала Метерлинка. В моих стихах были феи, снежинки, принцессы, розы, могилы, грехи, голубки, душа, разлука, смерть. Были, увы, и луна, и чудные звуки, и вьюги, и много всякой всячины, так остроумно перечисленной Толстым в его книге «Что такое искусство», которую я прочла много позже.
В конце лета 1915 года я держала экзамены (их было довольно много) и поступила в 1-й класс частной гимназии Любимовой.
Помню экзамены: закон божий, русский (диктант), арифметика, география, языки французский и немецкий. По последним двум у меня были четверки, по остальным же предметам — пятерки.
Теперь по утрам я стала уходить раньше мамы, ей надо было в свою контору к десяти часам, а мне — к половине девятого.
В половине девятого нянечки переставали пускать учениц в раздевалку, а в пальто на урок не явишься.
Я помню свой номер в раздевалке — 383. Мы сами вешали свои пальтишки на вешалку и сами брали их оттуда, когда кончались занятия.
Классы были как в теперешних школах, коридоры тоже. Только во втором этаже был большой зал, и в нем большая, во всю стену, картина — Христос, благословляющий детей. Каждое утро ученицы выстраивались шеренгами перед этой картиной-образом и пели молитвы. Хор был довольно слаженный, и петь нам нравилось. Пели мы «Царю небесный», «Спаси, Господи, люди твоя», еще что-то — я уж не помню.
Однажды во время этого стояния и пения у меня закружилась голова, я ухватилась за девочку, стоявшую рядом, но не удержалась и упала. Очнулась в кабинете начальницы, Софьи Яковлевны Любимовой. Оказалось, что у меня был обморок, и меня туда перенесли и уложили на диван. Девочки стояли кругом и серьезно смотрели на меня. Потом пришла сама Софья Яковлевна, спросила, в чем дело, и сказала, чтобы я больше не ходила на утреннюю молитву.
Помню, однажды и в церкви мне сделалось худо от долгого стояния, и няня вынесла меня на паперть, на свежий воздух. Я, видимо, была слаба с детства, хотя болела не так уж часто. У меня не было ни скарлатины, ни даже кори, которая так редко минует детей. Бывали какие-то незначительные заболевания — ангина, коклюш, свинка. В 1920 году, в эпидемию, я переболела «испанкой» — была такая разновидность гриппа. От всех болезней лечил меня и братишку доктор Левентон. Я не любила его за то, что он лез ложкой в рот и заставлял дышать глубоко, от чего у меня кружилась голова.
Учиться в гимназии мне и нравилось, и не нравилось. Нравилось, что учителя ко мне хорошо относились, что учение давалось легко, без надрыва. Нравился класс, он был хороший, дружный, без ябедничества, без ссор. Очень запомнились некоторые девочки: милая тихая Зина Стасенкова, хорошенькая смуглянка Мартьянова, красивая блондинка со странной фамилией Ладоня (она, впрочем, была классом или двумя постарше). Классную даму нашу Анну Аполлоновну мы не очень любили — за сухость и ворчливость, но, в общем, я шла в гимназию с охотой.
Мне давали утром пятнадцать копеек на завтрак, из этой суммы я копеек пять тратила еще по пути в гимназию на лакомство. На этом пути тут и там сидели торговцы с лотками. На копейку можно было купить либо три больших леденца, завернутых в папиросную бумагу (один такой леденец можно было сосать до вечера), либо порядочный кусок халвы, а за пятачок — целую шоколадку с начинкой из крема, в цветной бумажке с двумя язычками: потянешь за один язычок — на картинке выскакивает злобное лицо Вильгельма II, тогдашнего нашего врага, дернешь другой язычок — появляется чубатая голова героя тогдашней войны казака Козьмы Крючкова, прославившегося многими подвигами в битвах с германцами, как тогда называли немцев.
Запасшись, таким образом, лакомствами, я приходила в гимназию, вешала свое пальто на колышек под № 383, запихивала в рукава кашне и шапку (у нас были пребезобразные форменные зимние шапки из грубого черного плюша), внизу ставила калоши, в подкладку которых тоже были наглухо вделаны медные цифры 383, и бежала в зал на молитву.
На большой же перемене надо было позаботиться собственно о завтраке. В том же зале, где мы по утрам пели молитвы, был буфет, где за несколько копеек можно было купить либо пирожок, либо бутерброд с колбасой, либо горячую котлетку. Стакан сладкого чая стоил копейку. Так что на мои 15 копеек я кормилась отлично и была сыта вплоть до того момента, когда, придя домой, садилась обедать.
Мне очень нравилась эта самостоятельность — сама иду в гимназию и обратно, покупаю, что хочу, не захочу — совсем не буду завтракать, прокормлюсь шоколадками с Вильгельмом и Козьмой Крючковым, — и все-таки гимназия мне мешала. Она мешала мне читать. Я тогда уже глотала множество книг, и мне не нравилось, что приходится откладывать интересное чтение для того, чтобы зубрить названия каких-то городов или решать задачу о путешественниках, идущих друг другу навстречу. Попросту говоря, я стала лениться. И не огорчилась, а была рада, когда мое гимназическое учение прекратилось.
Насколько скудны были наши средства, видно хотя бы из того, что мне даже не смогли сшить летнее форменное платье. Зимняя форма была у меня с самого начала — коричневое шерстяное платье и черный шерстяной передник. Но на лето ученицам любимовской гимназии полагалось платье из голубого сатина, белый передник и белые ленты в косы. Мне очень хотелось иметь эту форму, но бедной маме так и не удалось выкроить на это деньжат. И без того все время возникали в связи с обучением в гимназии все новые и новые расходы.
Первоначально все было просто. На Садовой улице был писчебумажный магазин Иосифа Покорного. Надо было прийти туда и сказать: «Гимназия Любимовой, первый класс». И отлично вымуштрованный приказчик сооружал пакет, в котором были собраны все нужные учебники, тетради, даже набор акварельных красок, требуемых в 1-м классе гимназии Любимовой, для уроков рисования, даже кисточки нужных номеров, и перья, и резинки, и пенал там был, и дневник, и решительно все, что могли потребовать учителя; только ранец или сумку (у меня была сумка) надо было покупать отдельно. И я отправилась на первые уроки в горделивом сознании, что оснащена решительно всем, вооружена, так сказать, с головы до ног. Но потом оказалось, что кроме гимназических правил существуют еще гимназические традиции. А на них-то у мамы не было денег. Оказалось, что кроме учебников, тетрадей и тому подобного, гимназистка должна иметь альбом для стихов и картинок, что розовая промокашка, вложенная в тетради, считается признаком безвкусицы и почти что нищеты, а надо покупать клякспапир других цветов и прикреплять его к тетрадям лентами с пышными бантами, и вот всей этой дребедени у меня не было, и я видела, что девочки с обидным сочувствием косятся на мои розовые промокашки без бантов и на мой более чем скромный альбом в переплете из коричневой клеенки, и горечью наполняло меня их сочувствие.
Много понадобилось лет, усилий и настоящих горестей, чтобы из моей души вытравилось это мелкое, гадостное чувство.
И из каких дрянных мелочей складывается это чувство обездоленности! Ведь вот никогда не ущемляла меня красота Ладони или смуглянки Мартьяновой. Никогда не позавидовала Зине Стасенковой, которая приезжала в гимназию в собственном экипаже. А вот дурацкие промокашки с бантами отравляли жизнь, подумать только!.. <….>».
Источник:
Панова В. Ф. Мое и только мое: о моей жизни, книгах и читателях. - Санкт-Петербург : Издательство журнала «Звезда», 2005. С.35-37, 43-47.
Читать в Донской электронной библиотеке о гимназии Любимовой
Вся Донская область и Северный Кавказ на 1905 год: книга администрации, промышленности и торговли. Ростов-на-Дону : электропечатня А. И. Тер–Абрамиана, 1905. С. 255.
Вся Область войска Донского на 1907 год: адрес-календарная, торгово-промышленная справочная книга. Ростов-на-Дону : электропечатня А. И. Тер–Абрамиана, 1907. С. 268.
Читать в электронной библиотеке ГПИБ издание гимназии С. Я. Любимовой
Цинговатов А. Я. В Россию - можно только верить! : заветы Ф. И. Тютчева. - Ростов-на-Дону : Женская гимназия С. Я. Любимовой, 1915. - Извлеч. из публич. лекции, прочит. 7 дек. 1914 г. в пользу Ростово-Нахичеван. пед. ком. по оказанию помощи детям запасных и раненым.
Фото отдельных документов гимназии С. Я. Любимовой в Госкаталоге РФ
Программа концерта в женской гимназии С. Я. Любимовой г. Ростова-на-Дону с участием Е. Чиненовой
Заказать произведения Пановой В. Ф. и литературу о ней в фонде Донской государственной публичной библиотеки
Произведения Пановой В. Ф.
Панова В. Ф. Жизнь Мухаммеда : в 2 кн. / В. Ф. Панова, Ю. Б. Вахтин. — Москва : ТЕРРА, 1997.
Панова В. Ф. Заметки литератора. — Ленинград : Советский писатель, 1972.
Панова В. Ф. Мое и только мое. - Санкт-Петербург : Издательство журнала "Звезда", 2005.
Панова В. Ф. Сентиментальный роман. — Москва : Советская Россия, 1985.
Панова В. Ф. Пьесы. — Ленинград : Искусство, Ленинградское отделение, 1985.
Панова В. Ф. О моей жизни, книгах и читателях. — Ленинград : Советский писатель, Ленинградское отделение, 1980.
Панова В. Ф. Времена года. — Ленинград : Советский писатель, Ленинградское отделение, 1983.
Панова В. Ф. Сказание об Ольге. — Москва : АСТ : Жанры, 2015.
Панова В. Ф. Ясный берег. — Ленинград : Молодая гвардия, 1950.
Издания о В. Ф. Пановой:
Богуславская З. Вера Панова. — Москва : Гослитиздат, 1963.
Воспоминания о Вере Пановой. — Москва : Советский писатель, 1988.
Нинов А. А. Вера Панова. — Ленинград : Советский писатель, Ленинградское отделение, 1980.
Тевекелян Д. В. Вера Панова. — Москва : Советская Россия, 1980.