199
Илья Георгиевич Эренбург (1891-1967) – советский писатель, публицист, военный корреспондент и переводчик. Его творческое наследие включает стихотворения, поэмы, романы, повести, новеллы, статьи, очерки, эссе, пьесы, мемуары, переписку.
За время войны И. Эренбург написал более 1500 военно-публицистических произведений. Каждый день писал не менее 2 - 3 статей для центральных и фронтовых газет, зарубежных стран и радио.
В годы войны вышли две книги его очерков «Война», сборник статей «За жизнь», а также сборник поэм «Свобода» и сборник «Стихи о войне». Эти книги издавались на многих языках, а в оккупированных немцами странах выходили нелегально.
Писатель часто выезжал на фронт, в те дни, когда он работал в Москве, тесная связь с фронтовиками поддерживалась личными встречами и перепиской. Наибольшее количество писем Эренбург получал от фронтовиков. Они посылали писателю отклики на его статьи, описывали подвиги боевых друзей.
Как правило, один день в неделю Эренбург посвящал ответам на письма своих читателей. В итоге одного из таких дней оказалось, что за день он написал 60 писем.
В 1944 году, размышляя о профессии писателя, он писал: «Всякий творческий процесс - это процесс беспрерывного самоограничения. Нужно чувство меры. Сколько бы раз я ни перечитывал написанное, - всегда нахожу, что можно сократить. Тем, кто хочет писать, советую так излагать свои мысли, как это он делал бы в телеграмме, каждое слово которой оплачивается деньгами».
ПОМНИТЬ!
17 декабря 1944 г.
<….> Говорят, что помнить — это значит жить. Действительно, человек, теряя память, теряет полжизни, становится эфемерным. Но помнить — это значит не только жить, это значит спасти грядущие поколения, спасти понятие человека.
Бывали исторические явления, перед которыми ломали себе голову мудрецы. Германия Гитлера — это не сфинкс, это тифозная вошь; и все теперь понимают, что такое фашизм, но не все хотят помнить то, что они поняли. Забыть — это значит простить, а простить печников Майданека — это значит вырастить детей для других печей, куда более усовершенствованных. Я не политик, по роду работы мне приходится иметь дело с человеческими чувствами, ведь каждый писатель — психолог. Каждый писатель к тому же моралист, даже если он не задумывается о морали. Я хочу, как писатель, напомнить о душевных истоках фашизма.
Долгие годы гитлеровцы натаскивали немецких подростков. Что внушали малолетним фашистикам? Ощущение своего превосходства. Теперь мир узнал, что значит расовая или национальная спесь. Если каждый народ решит, что он — первый в мире и поэтому вправе помыкать другими, мы увидим в двадцатом веке новые Майданеки.
На чем покоится спесь Германии? На прошлом, скажут одни. Бесспорно, в прошлом у немцев замечательные философы, музыканты, поэты, ученые. Никто из антифашистов не думает низвергать Гете или Бетховена. Но культура не рента, это процесс созидания. А в фашистской Германии не осталось ничего от великого прошлого. Мы смеемся над дегенератом, который пытается заменить ум или знания родословной. Смешон и отвратителен народ, который, сжигая музеи и библиотеки, ссылается при этом на Шиллера или на Канта.
Немцы гордятся своим настоящим, возразят другие. А чем им гордиться? Стяжательством Геринга? Блудливостью Геббельса? Невежеством и развращенностью министров? Трудоспособностью Гиммлера? Или, может быть, они кичатся высокой техникой, опрятностью городов, комфортом жилищ? Но ведь это все не создано фашизмом: Гитлер только разорил Германию. Да и полезно напомнить, что техника Америки выше, что города Голландии опрятней, что жилища шведов комфортабельней. Притом одна техника не может быть гордостью нации, если железная плоть государства не связана с возвышенными устремлениями. А в фашистской Германии цивилизация служит только низким целям, а «газовые бани» для массового умерщвления детей — естественное завершение немецкой техники.
Нет, не на прошлом и не на настоящем покоится ощущение превосходства, которое вбивали фашисты своим детям.
Спесь Германии основана на предрассудке, на вере в магические свойства немецкой крови, на убеждении, что все немецкое выше ненемецкого.
Лет тридцать тому назад я присутствовал при одной забавной дискуссии; было это в Шампани, где тогда находилась русская бригада. Один гасконец, увидев в котелке гречневую кашу, заявил: «У нас этим кормят только скотину». На что русский ответил: «Вы вот лягушек едите, а у нас их и скотина не станет есть». Говорят, что о вкусах не спорят (я лично люблю и гречневую кашу, и лягушек); но фашисты залили мир кровью во имя торжества немецких вкусов и немецкого безвкусья. Молодому фашисту внушают, что белобрысая Кетхен выше смуглой Жаннеты, что пиво благороднее сидра или кваса, что Берлин красивее Ленинграда и Лондона, что человек, который вместо «гутен таг» говорит «здравствуйте» или «бонжур», тем самым показывает свое ничтожество.
Истоки кровавых рек — в, казалось бы, невинных болотах человеческой глупости. Детям порой свойственно смеяться над чужим, непривычным: тогда мать их стыдит и ребенок, подрастая, видит, что мир не ограничивается его домом, его улицей. Каждый человек и каждый народ любят свое, близкое с младенчества. Какого русского оставят равнодушными белые березки? Но мы не утверждали, не утверждаем и не собираемся утверждать, что береза «благороднее и достойнее» кипариса или кедра. Конечно, мать, может быть, умнее соседки, но любишь ее не за это, а за то, что она мать. Истинный патриотизм скромен и не имеет ничего общего с национализмом: патриотизм — это братство, а национализм — резня и смерть.
«Man muss die Slaven an die Wand drücken» — «нужно прижать славян к стенке» — на этой глупой и гнусной фразе воспитывались немцы. Им не говорили, что славянские народы дали миру Гуса и Коперника, Толстого и Чехова, Шопена и Чайковского, Менделеева и Лобачевского. Им тупо повторяли: «Нужно прижать!» И озверевшие ученики решили действительно приставить к стенке большие, талантливые, жизнеспособные народы. Почему? Потому что Ганс носит зеленую шляпу с перышком, потому что Вилли обожает кегельбан, потому что Фриц шепчет своей супруге «кетцхен».
В захваченных ими странах и областях немцы убили всех евреев: стариков, грудных детей. Спросите пленного немца, во имя чего его соотечественники уничтожили шесть миллионов неповинных людей, он ответит: «Они евреи. Они черные (или рыжие). У них другая кровь». Это началось с пошлых анекдотов, с криков уличных мальчишек, с заборных надписей, и это привело к Майданеку, к Бабьему Яру, к Треблинке, к рвам, набитым детскими трупами. Если до Треблинки антисемитизм мог казаться бытовым уродством, то теперь это слово пропитано кровью; и справедливо говорит польский поэт Юлиан Тувим: «Антисемитизм — это международный язык фашистов».
Весь мир теперь видит, до чего доводит расовая и национальная спесь. Печи Майданека, в которых немцы жгли людей тридцати национальностей только за то, что они — русские, французы, поляки или евреи, эти страшные печи выросли не сразу, их подготовило длительное воспитание, основанное на человеконенавистничестве. Люди всего мира должны помнить, что национализм — это путь к Майданеку. Если народ строит свою свободу на притеснении других народов, если государство ограничивает права граждан иного цвета кожи, если общество преследует человека за то, что он формой носа или выговором отличается от своих соседей, то такой народ, такое государство, такое общество находятся в опасности. Мы дали миру высокий пример дружбы народов. Мы видим, как теми же идеалами воодушевлена новая Югославия, где народы, еще недавно ненавидевшие друг друга, почувствовали себя братьями. Мы верим, что все нации, большие и малые, объявят проявление расовой и национальной нетерпимости тягчайшим преступлением.
Фашизм родился в самых низинах человеческого сознания. Неудивительно, что его первыми последователями были люди, лишенные морали: убийцы, сутенеры, озлобленные неудачники, авантюристы и бандиты. Однако мало знать, откуда пришли фашисты; нужно помнить о том, что этим преступникам помогали люди «добропорядочные» (или слывшие таковыми). За последнее время мы несколько забыли об основоположнике фашизма — о честолюбивом и кровожадном дуче. С тех пор как Италия проснулась для новой жизни, Муссолини стал заурядным немецким нахлебником. Но стоит вспомнить об его удачах: вспомнить, чтобы помнить, и помнить, чтобы жить. Долгие годы Муссолини почитался некоторыми демократами мудрым государственным мужем. А ведь Муссолини начал с погромов: его чернорубашечники жгли народные дома, уничтожали книги, поили касторкой учителей, студентов, рабочих, убивали честных граждан. Тогда-то иные «демократы» думали: лучше итальянская касторка, чем русские книги, как потом в дни Мюнхена они успокаивали себя: лучше Гитлер, чем торжество свободы. Государственные безумцы хотели использовать бешеных волков, как цепных собак. Они рассчитывали, что бешеные волки будут кусать только по директивам. Европа и мир теперь видят мораль этой аморальной политики: развалины Варшавы, горе Парижа, раны Лондона — вот чем оплачено прозрение народов.
Мы должны помнить: фашизм родился от жадности и тупости одних, от коварства и трусости других. Если человечество хочет покончить с кровавым кошмаром этих лет, оно должно покончить с фашизмом. Здесь нет полумер. Если фашизм оставят где-нибудь на разводку, через десять или через двадцать лет снова прольются реки крови. Клин выбивают клином, но фашизм нельзя выбить фашизмом. Нельзя освобождать народы от фашистов одной масти и отдавать их в руки фашистов другой масти. Фашизм — страшная раковая опухоль. Ее нельзя лечить на минеральных водах. Ее нужно удалить. Я не верю в доброе сердце людей, которые плачут над палачами и над предателями: эти мнимые добряки готовят смерть миллионам невинных. Народы Европы героически боролись против захватчиков; и народы — это не мавры, которые могут уйти, сделав свое дело. Есть хорошая французская пословица: «Угольщик у себя дома хозяин». Ее поймут не одни французы. Красная Армия показала, что значит освободить: об этом знают поляки, норвежцы, сербы, словаки. Мы не ставим на место фашистов полуфашистов: мы освобождаем без кавычек. Мы знаем, что демократия — дочь народа, а не сиятельная дама, которой можно любоваться только издали, да и то по протекции.
<…> Если «Поммерше цейтунг» осмеливается уверять, что Германия шла в свои походы, как мирнейший проповедник, значит, фашисты теперь надеются на одно: на потерю памяти. После тяжелых ранений врачи порой констатируют такую потерю, называемую в медицине амнезией. Велики раны мира, но народы амнезией не страдают. Они помнят все. Они вспомнят все в дни суда. О страшных годах они не забудут и после победы. Мы должны помнить: это наш долг и перед мертвыми героями, и перед детьми.
Пусть неустанно стоят перед нашими глазами жестокие видения: этой ценой мы спасем мир. Я знаю, что легче забыть, но мы не забудем. Мы даем клятву: помнить, помнить и помнить!
Хватит!
9 апреля 1945 г.
Пал неприступный Кенигсберг, пал через двенадцать часов после заверений берлинского радио, что никогда русским не быть в Кенигсберге. Перо летописца не поспевает за историей. <…>
Бывают агонии, преисполненные величия. Германия погибает жалко - ни пафоса, ни достоинства. Вспомним пышные парады, берлинский «Спортпалас», где столь часто Адольф Гитлер рычал: он завоюет мир. Где он теперь? В какой щели? Он привел Германию к бездне и теперь предпочитает не показываться. Его помощники озабочены одним: как спасти свою шкуру. Американцы нашли золотой запас Германии, брошенный удиравшими бандитами. Что же, немки теряют краденые шубы и ложки, а правители рейха теряют тонны золота. И все бегут, все мечутся, все топчут друг друга, пытаясь пробраться к швейцарской границе. «1918 год не повторится», - высокомерно заявил Геббельс; это было несколько месяцев тому назад. Теперь немцы не смеют мечтать о повторении 1918 года. <…> Им не до переговоров и переворотов: они отращивают бороды и красят шевелюру. Иностранная печать добрый год обсуждала термин «безоговорочной капитуляции». А вопрос не в том, захочет ли Германия капитулировать. Некому капитулировать. Германии нет: есть колоссальная шайка, которая разбегается, когда речь заходит об ответственности. Капитулируют генералы и фрицы, бургомистры и помощники бургомистров, капитулируют полки и роты, города, улицы, квартиры. А в других ротах, в соседних домах или квартирах бандиты еще упираются, прикрываясь именем Германии. Так закончилась затея невежественных и кровожадных фашистов покорить мир.
«Дойче альгемайне цайтунг» уверяет своих читателей (есть ли еще таковые? Ведь немцам теперь не до газет), будто германские солдаты «с фанатизмом сражаются как против большевиков, так и против американцев». Наши союзники могут посмеяться над этими словами: за один день почти без боев они взяли сорок тысяч немцев. Корреспонденты рассказывают, что американцы в своем продвижении на восток встречают одно препятствие: толпы пленных, которые забивают все дороги. Завидев американцев, немцы воистину с фанатическим упорством сдаются в плен. Пленные движутся без конвоя, и часовые возле лагерей поставлены не для того, чтобы помешать пленным убежать, а затем, чтобы сдающиеся фрицы, врываясь в лагеря, не раздавили бы друг друга. Забыты и бог Вотан, и Ницше, и Адольф Гитлер, он же Шикльгрубер, - сверхчеловеки подбодряют друг друга словами: «Потерпи, приятель, американцы уже близко...»
Зарубежный читатель спросит: почему же немцы с таким упорством пытались отстоять Кюстрин? Почему они яростно дерутся на улицах Вены, окруженные неприязнью венцев? Почему немцы отчаянно защищали Кенигсберг, отделенный сотнями километров от фронта на Одере? Для того чтобы ответить на эти вопросы, нужно вспомнить страшные раны России, о которых многие не хотят знать и которые многие хотят забыть.
1 апреля 1944 года немцы убили 86 жителей французского поселка Аск. Немецкий офицер, руководивший убийством, когда его запросили о причинах расстрела, объяснил, что «по ошибке он применил приказ, относившийся к оккупированной советской территории». Я не преуменьшаю мучений, пережитых Францией; я люблю французский народ и понимаю его горе. Но пусть все задумаются над словами людоедов. Генерал де Голль недавно поехал на пепелище деревни Орадур, всех жителей которой немцы убили. Таких деревень во Франции четыре. Сколько таких деревень в Белоруссии?
Я напомню о селах Ленинградской области, где немцы жгли избы с людьми. Я напомню о дороге Гжатск - Вильно: о том, как тщательно, аккуратно солдаты германской армии, не гестаповцы, даже не эсэсовцы, нет, самые обыкновенные фрицы жгли Орел, Смоленск, Витебск, Полтаву, сотни других городов. Когда немцы убили несколько английских военнопленных, зарубежные газеты справедливо писали о неслыханном варварстве. Сколько советских военнопленных немцы расстреляли, повесили, замучили голодной смертью? Если есть у мира совесть, мир должен покрыться трауром, глядя на горе Белоруссии. Ведь редко встретишь белоруса, у которого немцы не загубили близких. А Ленинград? Разве можно спокойно думать о трагедии, пережитой Ленинградом? Кто такое забудет, не человек, а дрянной мотылек.
Когда-то беда одного обиженного потрясала совесть человечества. Так было с делом Дрейфуса: одного невинного еврея осудили на заточение в крепость, и это возмутило мир, негодовал Эмиль Золя, выступали Анатоль Франс, Мирбо, а с ними лучшие умы всей Европы. Гитлеровцы убили у нас не одного, а миллионы невинных евреев. И нашлись люди на Западе, которые упрекают наши сухие, скромные отчеты в «преувеличении». Я хотел бы, чтобы до конца их дней зарубежным умиротворителям снились бы дети в наших ярах, полуживые, с раздробленными телами, зовущие перед смертью своих матерей.
Горе нашей Родины, горе всех сирот, наше горе - ты с нами в эти дни побед, ты раздуваешь огонь непримиримости, ты будишь совесть спящих, ты кидаешь тень, тень изуродованной березы, тень виселицы, тень плачущей матери на весну мира. Я стараюсь сдержать себя, я стараюсь говорить, как можно тише, как можно строже, но у меня нет слов. Нет у меня слов, чтобы еще раз напомнить миру о том, что сделали немцы с моей землей. Может быть, лучше повторить одни названия: Бабий Яр, Тростянец, Керчь, Понары, Бельжец. Может быть, лучше привести холодные цифры. В одном соединении опросили 2103 человека. Вот статистика крови и слез:
Погибло на фронтах родственников – 1 288.
Расстреляно и повешено жен, детей, родных - 532.
Насильно отправлено в Германию - 393.
Родственники подверглись избиению - 222.
Разграблены и уничтожены хозяйства - 314.
Сожжены дома - 502.
Отобраны коровы, лошади, мелкий скот - 630.
Родственники вернулись с фронта инвалидами - 201.
Лично подверглись избиению на оккупированной территории - 161.
Получили ранения на фронтах – 1 268.
Но если цифры потеряли власть над сердцами, спросите четырех танкистов, почему они торопятся в Берлин. Лейтенант Вдовиченко расскажет, как немцы в селе Петровка нашли его фотографию; они пытали сестру лейтенанта Аню каленым железом – «где русский офицер?», потом привязали крохотную Аллочку к двум дубочкам и разорвали ребенка на две части, мать должна была глядеть. Сержант Целовальников ответит, что немцы в Краснодаре удушили отца, мать, сестер. Все родные сержанта Шандлера были сожжены немцами в Велиже. Семья старшины Смирнова погибла в Пушкине во время оккупации. Это судьба четырех танкистов, которые вместе воюют. Таких миллионы. Вот почему немцы так страшатся нас. Вот почему легче взять десять городов в Вестфалии, чем одну деревню на Одере. Вот почему Гитлер, вопреки всем доводам разума, шлет свои последние дивизии на Восток.
На Западе немцы говорят: «Чур-чура», они, дескать, больше не играют. Они ведь не были в Америке. О, разумеется, три года тому назад один наглый фриц при мне говорил моему американскому другу Леланду Стоу: «Мы придем и в Америку, хотя это далеко». Но от намерений не горят города и не умирают дети. Нахальные немцы держатся с американцами как некая нейтральная держава. Английские и американские корреспонденты приводят десятки живописных примеров. Я остановлюсь прежде всего на именитом экземпляре: на архиепископе Мюнстера Галене. Он бесспорно знает, что в Америке проживает фюрер немецких католиков Брюнинг, окруженный всемерными заботами. И архиепископ спешит заверить: «Я тоже против наци». Засим архиепископ излагает программу: а) немцы против иностранцев; б) союзники должны загладить ущерб, причиненный немцам воздушными бомбардировками; в) Советский Союз - враг Германии, и нельзя пускать в Германию русских; г) если предшествующее будет выполнено, то «лет через 65 установится в Европе мир». Остается добавить, что католические газеты Америки и Англии вполне удовлетворены созидательной программой этого архидуховного людоеда. Перейдем к мирянам, эти не лучше.
Корреспондент «Дейли геральд» описывает, как в одном городке жители обратились к союзникам «с просьбой помочь поймать убежавших русских военнопленных». Все английские газеты сообщают, что в Оснобрюкене союзники оставили на своем посту гитлеровского полицейского; этот последний поджег дом, в котором находились русские женщины. Корреспондент «Дейли телеграф» пишет, что немецкий фермер требовал: «Русские рабочие должны остаться, иначе я не смогу приступить к весенним работам». Причем английский журналист спешит добавить, что он вполне согласен с доводами рабовладельца. Он не одинок: военные власти выпускали листовку на пяти языках, приглашая освобожденных рабов вернуться на фермы к своим рабовладельцам, «чтобы произвести весенние полевые работы».
Почему немцы на Одере не похожи на немцев на Везере? Потому что никто не может себе представить следующей картины: в занятом Красной Армией городе гитлеровский полицейский, оставленный на своем посту, сжигает американцев, или немцы обращаются к красноармейцам с просьбой помочь им поймать убежавших английских военнопленных, или немцы обращаются к русским с просьбой оставить им на месяц-другой французских рабов, или Илья Эренбург пишет, что «необходимо оставить на немецких фермах голландских рабочих, дабы не расшатывать земледелия Померании». Нет, людоеды не ищут у нас талонов на человечину, рабовладельцы не надеются получить у нас рабов, фашисты не видят на Востоке покровителей. И поэтому Кенигсберг мы взяли не по телефону. И поэтому Вену мы берем не фотоаппаратами.
Сегодня союзники сообщают, что их танки подходят к границам Саксонии. У восточных границ Саксонии стоят части Красной Армии. Мы знаем, что нам придется прорывать немецкую оборону: бандиты будут отбиваться. Но Красная Армия привыкла разговаривать с немцами оружием: так мы с ними и договорим наш разговор. Мы настаиваем на нашей роли не потому, что мы честолюбивы: слишком много крови на лаврах. Мы настаиваем на нашей роли потому, что приближается час последнего суда, и кровь героев, совесть Советской России вопиет: прикройте бесстыдную наготу архиепископа Мюнстера! Гитлеровских полицейских посадите под замок до того, как они совершат новые злодеяния! Немцев, которые «ловят русских», образумьте, пока не поздно - пока русские не начали ловить их! Рабовладельцев пошлите на работу, пусть гнут свои наглые спины! Добивайтесь настоящего мира не через 65 лет, а теперь, и не мюнхенски-мюнстерского, а честного, человеческого.
В нашем возмущении с нами все народы, узнавшие пяту немецких захватчиков, - поляки и югославы, чехословаки и французы, бельгийцы и норвежцы. Одним было горше, чем другим, но всем было горько, и все хотят одного: укротить Германию. С нами солдаты Америки, Великобритании, которые видят теперь жестокость и гнусность гитлеровцев. Корреспондент Ассошиэйтед Пресс пишет, что солдаты 2-й танковой дивизии, увидев, как немцы мучили русских военнопленных и еврейских девушек, сказали: «Самое худшее, что мы можем сделать с немцами, будет слишком хорошо для них». А в другом немецком лагере, собрав немцев перед трупами людей всех национальностей, американский полковник сказал: «За это мы будем вас ненавидеть до конца наших дней».
Близится день нашей встречи с нашими друзьями. Мы придем на эту встречу гордые и радостные. Мы крепко пожмем руки американскому, английскому и французскому солдатам. Мы всем скажем: довольно. Немцы сами себя назвали оборотнями. Но облава будет настоящая. Друзей архиепископа Галена, леди Гибб, Дороти Томпсон и прочих покровителей душегубов просят не беспокоиться. Оборотней не будет: теперь не восемнадцатый год, хватит! И на этот раз они не обернутся и не вернутся.
ЛОЖЬ
29 августа 1941 г.
Есть испанская песенка:
Одни поют, что знают.
Другие знают, что поют.
Гитлер знает, что он поет. Немцы поют, что знают. Они воспитаны на «эрзацах». Они носят ботинки из трухи, носки из стекла, шляпы из целлюлозы. Они едят мед, сделанный из опилок, сахарин, пудинги, приготовленные из таблеток. Они больше не различают подделки. Они не отличают правды от лжи. У них луженые желудки, слепые глаза и пустое сердце.
Придя к власти, Гитлер стал истреблять правду. Он заявил: «Путем умной и неустанной пропаганды можно заставить народ верить во что угодно, в то, что небо — ад, или в то, что самое несчастное существование — райское».
Гитлер перевыполнил программу: он заставил немцев поверить в то, что гитлеровский ад — райское существование.
В 1933 году Гитлер поручил доктору Геббельсу создать «министерство пропаганды». Геббельс из-за своего карликового роста любит все «колоссальное» — огромные кабинеты, грандиозные диваны, картины во всю стену. Геббельс начал фабриковать колоссальную ложь.
Рецепт был составлен самим Гитлером: «Чем проще вздор, которым мы наполняем наш обман, чем больше он рассчитан на примитивные чувства, тем успешнее результаты».
Ложь изготовляется для внутреннего употребления и на экспорт, военная и гражданская.
При германской армии существуют особые «роты пропаганды» — «РК». Они напоминают химические батальоны, которым поручены ядовитые газы. Такие роты состоят из разных взводов. Имеется, например, взвод художников, которые должны, как гласит инструкция, «без всякого воображения, с помощью ручных мольбертов, показывать ничтожество врагов и вдохновенное лицо германского солдата». Взвод радистов передает различные военные шумы, как-то: разрыв снарядов или шум танков, прерываемые истерическими выкриками: «Мы снова победили! Вот идут неисчислимые колонны пленных!»
По словам инструкции, составляемой Геббельсом, «РК» должны заниматься «активной пропагандой», а именно: «путем распространения ложных и деморализующих сведений сломить волю противника к сопротивлению». Это относится к пропаганде среди врагов Гитлера. В самой Германии роты «РК», согласно той же инструкции, должны «монтировать факты, в случае необходимости видоизменяя их, чтобы поддержать настроение немецкого народа». Что значит «видоизменять факты, монтируя их»? Это значит попросту врать. Нужно врать врагам. Нужно врать и своим.
Во время войны с Францией немцы устраивали радиопередачи, выдавая свои станции за французские; передавали ложные военные сведения; сообщали женам французских солдат, будто их мужья убиты на фронте; находя тело убитого командира, уверяли, что он сдался в плен и «высказался за Гитлера».
Французам они говорили, что ненавидят англичан, англичанам — что ненавидят французов. В передачах для Америки они прикидывались культурными людьми, пацифистами, говорили о культе семьи, даже цитировали Байрона и Шелли. А в это время СС покрывали самок и жгли книги.
Немецкие журналисты — это чиновники министерства пропаганды. Даже в мирное время они носили форму и подчинялись военной дисциплине. Каждый день Геббельс придумывает, о чем врать. Это сообщается в циркулярной форме всем газетам с пометкой «совершенно секретно».
В министерстве существуют разные отделы. В одном описывают зверства, в другом подбирают данные этнографического порядка, в третьем изготовляют лубки о непомерной храбрости немцев. Все это ежедневно выдается населению Германии в неограниченных дозах.
Перед захватом Чехословакии Геббельс приказал своим журналистам приналечь на «чешские зверства». Работало восемьдесят шесть журналистов. Вдруг оказалось, что мирные, добродушные чехи насиловали немок и пытали немцев. А гитлеровцы тем временем, ворвавшись в Богемию и Моравию, убивали чехов. Потом понадобились «польские зверства». Наконец обер-погромщики заявили, что погромы устраивают... евреи. Черным по белому они напечатали: «Погромы, устроенные евреями в Бромберге, Львове и Белостоке».
Другие писаки, с дипломами докторской степени, устанавливают, что немцы владели всем миром и что все страны, по существу, заселены немцами.
Вот несколько открытий этих господ. Марсель и Лион были древними германскими колониями. Испания — страна германской расы. Шекспир был немцем. Коперник был немцем. Кирилл и Мефодий выросли на немецкой культуре. Киевское княжество находилось в германской орбите. Индия по крови связана с Германией.
Для изображения немецкого героизма требуется посредственный журналист и четверть шнапса. Мы узнаем, что один немецкий летчик сбил триста восемьдесят английских самолетов, что возле Скутари шесть немецких солдат уничтожили сербскую дивизию и что три немецких солдата окружили советский батальон.
Имеются в министерстве и другие секции. В одной из них изготовляют корреспонденции и фотографии, показывающие, как жители захваченных немцами стран радуются захватчикам. Описывают лирически: «В Париже женщины кидали нам розы...», «В Салониках женщины целовали офицеров, давали солдатам вино», «В Смоленске жители, увидев наши танки, плакали от радости». Фотографии трюкованные. Вот как приготовили фотографию «немцы в Париже»: по мостовой идут гитлеровские солдаты, а толпа на тротуарах взята с фотографии, сделанной до войны, — парад на Елисейских полях. Кто расскажет берлинцам, что в Салониках люди кидались в море, только чтобы убежать от немцев, что они вошли в брошенный жителями Париж, что в Смоленске они нашли пустой город?
Война против Советского Союза вдохновила Геббельса. Этот колченогий выродок с заячьей губой день и ночь врет — на конвейере. Вот образцы его творчества: «Берлин, 27 июля. После вчерашней бомбардировки Москва горит. Уничтожены восемьсот домов. Кремль представляет собой дымящиеся развалины. Разрушен Могэс. В Москве нет больше электричества и трамвай не работает».
«Берлин, 8 августа. Москва опустела. Половина министерств уже выехала в Горький, другая половина будет отправлена в Нижний Новгород».
Знать, что Нижний — это тот же Горький? Его учили не географии, а вранью. Что касается немцев, они все проглотят... Да и как проверить, сидя в Берлине, стоит Москва на месте или не стоит?
Берлинские кумушки, сидя в бомбоубежищах (с неба падают то английские бомбы, то советские), подбадривают друг друга: «У нас есть новое оружие». Да, у них есть «новое оружие» — это ложь, безнаказанная, беспримерная, беспардонная.
Когда обманывают ребенка — обидно, хочется прогнать обманщика. Но немцы не детки, это великовозрастные детины с линотипами и автоматами. Почему их обманывают?
Потому что они хотят быть обманутыми. Им страшна правда. Вожак «гитлеровской молодежи» Бальдур фон Ширах сказал: «Лучше германская ложь, чем человеческая правда». А один из его выкормышей, ефрейтор Штампе, записал в дневнике: «Сегодня передавали по радио, что три миллиона русских окружены и мы их через неделю всех перебьем. Может быть — вранье, но во всяком случае приятно слушать...»
Они выросли на лжи, это их материнское молоко. Они лгут подчиненным. Они лгут начальникам. Они лгут за границей. Они лгут у себя дома. Они не могут не лгать. Когда они подписывают договор о дружбе, они прикидывают, куда бы кинуть бомбу. Когда они говорят о культуре, это значит, что через час они будут грабить, а через два вешать.
Спорить с ними? — Штыками. Опровергать их ложь? — Пулями.
Читать в Донской электронной библиотеке:
Эренбург И. Г. Бешеные волки. Ростов-на-Дону : Ростиздат, 1941
Эренбург И. Г. Война: (апрель 1942 - март 1943). Москва : Гослитиздат, 1943
Заказать издания по теме из фонда Донской государственной публичной библиотеки
Произведения И. Г. Эренбурга
Эренбург И. Г. Собрание сочинений в 8-ми т. Москва :
Художественная литература, 1990-
Эренбург И. Г. Война. Москва : ОГИЗ Художественная литература, 1943.
Эренбург И. Избранное. Ростов-на-Дону :
Феникс, 2000.
Эренбург И. Г. «Новый порядок» в Курске. Москва :
Правда, 1943.
Издания о жизни и творчестве И. Эренбурга:
Белая Г. А. Воспоминания об Илье Эренбурге. Москва : Советский писатель, 1975.
Берар Е. Бурная жизнь Ильи Эренбурга. Москва : Новое лит. обозрение,
2009
Почта Ильи Эренбурга. Я слышу все... Москва : Аграф, 2006.
Рабинович Я. И. Илья Эренбург. Москва :
Алгоритм, 2011.
Рубинштейн Дж. Верность сердцу и верность судьбе : Жизнь и время Ильи Эренбурга. СПб. :
Акад. проект, 2002.
Сарнов Б. М. Случай Эренбурга. Москва : Эксмо, 2006.
Трифонова Т. К. Илья Эренбург: Критико-биографический очерк. Москва : Гослитиздат, 1952.
Эренбург И. И. Я видела детство и юность XX века : [дневники дочери знаменитого писателя Ильи Эренбурга]. Москва :
АСТ [и др.], 2011.
